Валерий Брюсов - Письма В. Я. Брюсова Г. Чулкову

Получили ли Вы «Довольным» и затем просьбу этих стихов не печатать? «Славу толпе» надеюсь выслать Вам сегодня: надо лишь переписать. Жду ответа о моем романе.

P.S. А что мои другие переводы из Верхарна? Интересуюсь их судьбой безмерно.

905

Дорогой Георгий Иванович. Для «Огней» вышлю Вам сегодня же два стихотворения, которые, кажется мне, соответствуют цели сборника. Это – из числа уже совсем обработанных. Если успею, позднее присоединю еще одно.

Корректуры вышлю одновременно. Поправок, сколько-нибудь значительных, делать не буду.

1905

Дорогой Георгий Иванович. Благодарю Вас за сообщения: конечно, сохраню их в тайне. Позвольте мне рассчитывать, что я буду считаться сотрудником «Огней», если они осуществятся. Их краткое исповедание веры мне очень по душе. Судя по Вашему письму, сборника «Огни» более не предполагается. Поэтому я помещаю «Юлия Цезаря» в своей книге. Помещаю также и «Лик медузы», книга выйдет лишь в декабре, т. е. позже двойной книжки «В. ж.».

«Весы» будут выходить в 906, – это решено уже окончательно. Они расширяются в общелитературный журнал. Я отдаю туда свой роман. Но в редакционных делах участвовать не буду.

Очень прошу, не оставляйте меня без литературных новостей из Петербурга. Все «собираюсь» в ПБ., но много дела и здесь. Примыкаете ли Вы к какой-либо политической партии, определенно? Я не могу решительно, хотя состою «членом-соревнователем» союза рабочих печатного дела, комитет которого трогательно принял меня и К.Д. Бальмонта в члены единогласно «за литературные заслуги». Осколки труппы театра «Студия» в единении со мной затевают «политический театр». Можно сделать нечто стоящее внимания. Что Минский? Как Минский? Почему Минский?[39] – Вы лучше знаете, напишите.

19 марта 1906 г.

Дорогой Георгий Иванович. Ваше предложение[40] о переводах Верхарна и очень лестно, и соблазнительно, но я не могу на него согласиться.

Душа моя осталась верной… т. е. «Скорпиону». Конечно, «больших» денег он не даст и не может дать, но здесь я у себя дома. Издание начинаю уже. А Ваших «Зорь» жду с большим любопытством и нетерпением. Также жду и «Факелов». Буду писать об них подробно в «Весах» или «Слове», а может, и там и тут, если такое совместительство окажется возможным. Мечтательства о журнале хороши, но что же мечтательства! Орел в небе. Вяч. Ив., видимо, остался в обиде на меня. Уехал, не сказав прощального слова. Я его люблю неизменно, но его сибилла «в раздранных ризах» мне далеко не по сердцу. Прошу, не оставляйте меня без вестей о себе.

906

Дорогой Георгий Иванович. Спасибо за присылку «Факелов»[41]. Получил два экз. – простой и роскошный. Давно прочел очень внимательно. «Украшение» сборника – «Балаганчик». Очень хорошо все Вяч. Иванова. Л. Андреев недурен. Остальное, в том числе и мои стихи, мне совсем не по душе. Какая-то тенденциозная беллетристика во вкусе загубленного «Русс, богатства». Напишу статью о «Факелах» в общем отрицательную, и потому только одну – в «Весах». В «Слове», как раньше предполагал, писать не буду. Надеюсь на дальнейшие, более удачные «Факелы». Слышал, что Вы вступаете в редакцию «Адской почты». Радуюсь за нее.

Видел рецензии о «Современности» и «Зорях» – только.

19 июня 1906

Дорогой Георгий Иванович. К сожалению Ваша статья о X сборнике «Знания» не может идти в «Весах». Во-первых, в печатающемся июньском N уже есть заметка об этом сборнике. Во-вторых, взгляды редакции «Весов» на драму Л. Андреева слишком разнятся от Ваших. Мы считаем «К звездам» безусловно не удавшейся, просто плохой вещью. Те методы, с какими Вы приступаете к ее анализу, пригодны только для истинно-художественного произведения[42], каким «К звездам» ни в коем случае признано быть не может. Это сцены – мертворожденные, ходульные, шаблонные, доказывающие – по-видимому, однажды навсегда, что Андрееву не следует браться за писание драм, как и стихов.

Этот наш ответ, разумеется, нисколько не меняет нашего отношения к Вашему сотрудничеству в «Весах», которое по-прежнему очень и очень желательно. Присылайте и те Ваши стихи, о которых Вы говорите. Однако примите во внимание, что скоро они напечатаны быть не могут, при системе, принятой в «Весах», посвящать каждую книжку одному поэту.

Я понимаю, что Вы и Вяч. Ив. не согласны с моей заметкой о «Факелах»[43], но я нелицеприятно писал, что думал и поныне думаю. В «Факелах» помещались создания искусства или нет? Если да, то там не место вещам, оскорбляющим художественное чувство (всей прозе, исключая Л. Андреева, и стихам-пародиям А. Белого). Если нет, если «Ф» хотят только под флагом искусства вести проповедь революции, там не место «декадентам», которые прежде всего отстаивали и будут отстаивать свободу творчества. Вяч. Ив. пишет, что в «Ф» совершается устремление «декадентства» от уединения к соборности. Пусть не совершается оно по пути потакания низменным вкусам «толпы».

Этим определяется и мой ответ на Ваше доброе приглашение участвовать в III т. «Ф». Если редакция «Ф» возводит эстетическую неразборчивость в принцип, мое сотрудничество невозможно. Если же помещение произведений антихудожественных произошло «случайно» или в силу того, что редакция иначе, чем я, оценивала их художественное значение, – я конечно готов и рад появиться на одних страницах с Вяч. Ивановым, с Вами, с Ф. Сологубом. Что касается «Адской п.»[44], вряд ли я могу ей быть полезен. Она решительно становится журналом сатирическим, а в себе я вовсе не нахожу дарований сатирика и юмориста.

25 июля 1906 Москва

Дорогой Георгий Иванович. Вот Вам мое – «чистосердечное признание» в ответ на Ваше истинно дружеское письмо. Я люблю Вас, очень люблю. Этим я хочу сказать, что, как человек, как личность, Вы мне очень нравитесь, очень дороги, очень желанны (не могу найти вполне подходящего слова). Но – странно: все, что Вы пишете, мне большей частью бывает не по сердцу. И, как писателя, я Вас скорее не люблю. Из этого возникает моя «несправедливость», как критика. Когда я начинаю писать статью о Вашей новой книге, о Вашем новом произведении мне, по чисто дружескому расположению к Вам, всегда хочется сказать что-либо Вам желанное. Но некий внутренний голос тотчас говорит мне: искренен ли ты? ведь данное произведение тебе не нравится. Как же ты хочешь хвалить его в угоду своим личным отношениям?

И вот, боясь быть лицеприятным, я впадаю в другую крайность – я отношусь к Вашим вещам строже, враждебнее, чем отнесся бы, будь Вы моим личным врагом. Так было, когда я критиковал «Кремнистый путь»[45], так было, когда я разбирал «Факелы». Постараюсь всячески избегнуть этого, разбирая Вашу последнюю книгу[46]. Но в моих отношениях к ней есть все то же непобедимое противоречие. Совершенно определенная дружественность к Вам, как к Георгию Чулкову, которого я знаю, как к цельной личности, и в этом смысле, как «к зачинателю „Факелов“», борется во мне со столь же определенной враждебностью и к высказываемым Вами идеям, и к той форме, в которой Вы их высказываете. Вы мне нравитесь, поскольку Вы natura natwans (Природа творящая, порождающая (лат.)), – Вы мне не нравитесь, поскольку Вы себя проявили, поскольку Вы natura naturata (Природа сотворенная, порожденная (лат.)). Таков вывод искреннего и добросовестного анализа моих чувств к Вам и к Вашим книгам. Я должен был предпринять этот анализ для себя, чтобы уяснить самому себе свое отношение к Вам, а после Вашего дружеского письма считаю своим долгом пересказать об этих выводах – Вам.

Вы зовете меня в «Факелы». Повторите ли Вы этот зов после этого письма? Лично мне хочется быть вместе с Вами и вместе с Вяч. Ивановым. Но я решительно не разделяю взглядов, высказанных в книге о неприятии мира и о мистическом анархизме. С этими взглядами, поскольку я критик, поскольку я теоретик, я буду бороться. Мыслимо ли после этого мое участие в «Факелах» как художника? Не знаю.

Только что сегодня утром вернулся из Швеции. Читал книгу на пароходе во время сильной бури. Если письмо мое бессвязно, объясните это усталостью с пути. До сих пор пол моей комнаты качается кругом, словно палуба парохода.

906, окт.